Грустноэ такоэ.

По делам своим общегражданским пришлось мне пересечь Тверскую улицу по подземному переходу, что на Маяковке.
И вот вхожу я в него, вся деловая и озабоченная нуждами Родины, а мне навстречу несется музыка. Une a vie d'amour в хорошем таком фортепианном исполнении.
От неожиданности я споткнулась: я привыкла, что в переходах блеют мерзкими голосами нечто вроде "Афган-Афган, забрал маю молодыссссь..." прыщавые юнцы с испитыми лицами, год рождения которых как раз и совпадает с военными действиями в указанной песне.
А тут - "вееечнаяяяяя любоооовь", да еще так хорошо...
Смотрю - бабушка сидит. За синтезатором. В искусственной шубе, платок повязан через все лицо. А пальцы по клавишам бегают... легко так, красиво. И играют Азнавура...
У меня почему-то аж сжалось все внутри, когда я на ее руки посмотрела. Вспомнила туеву хучу лет, проведенных в застенках музыкальной школы/училища. Вспомнила, как до волдырей на жопе, пардон, отрабатывала всякие гаммы - чтобы пальцы потом вот так вот красиво и легко порхали над клавишами.
И еще вспомнила, что преподаватель музыки, после своих одиннадцати лет школ-училищ-прочих консерваторий, получает нынче пять тысяч рублей. Пять. Тысяч. Рублей. Плюс "методические" - семьсот. Рублей. И все это за то, что с восьми утра и до пяти вечера сидит за фортепиано с детишками и учит их пальчиками шевелить.
И что-то так мне обидно за все стало... за бабушку эту, которая, судя по всему, из той же гвардии преподавателей. За музыкантов вообще.
Подошла и дала ей то, что из кармана выгребла - рублей сто двадцать, что ли.
Не было у меня больше, блядь, не было...

Коллега ведь.